– Джордж! Точно. По-военному.

Действительно, это пришел Джордж, и он горячо поздравляет «старуху» (которую целует по случаю торжественного дня), детей и мистера Бегнета.

– Всех поздравляю! – говорит мистер Джордж.

– Джордж, старый друг! – восклицает миссис Бегнет, глядя на него с любопытством. – Что с вами стряслось?

– Что со мной стряслось?

– Ну да! Вы какой-то бледный, Джордж, – бледней, чем всегда, да и вид у вас совсем расстроенный. Правда, Дуб?

– Джордж, – говорит мистер Бегнет. – Скажи старухе. Что случилось?

– Я не знал, что я бледный, – говорит кавалерист, проводя рукой по лбу, – не знал и что лицо у меня расстроенное; если так, извините. Но сказать вам правду, тот мальчик, которого поместили у меня, умер вчера днем, и это меня очень огорчило, вроде как обухом по голове ударило.

– Бедняжка! – отзывается миссис Бегнет с материнским состраданием. – Неужели умер? Ах ты господи!

– Я про это не хотел говорить – не подходящий предмет для разговора в день рождения, но ведь я не успел присесть, как вы уже выпытали у меня эту новость. А не то я бы сразу развеселился, – объясняет кавалерист, заставляя себя говорить более оживленным тоном, – но такая уж вы, миссис Бегнет, – все-то у вас мигом.

– Правильно, – соглашается мистер Бегнет. – Старуха. У нее и впрямь все мигом… Чисто порох.

– И больше того – она виновница нынешнего торжества, так что мы должны ее занимать! – восклицает мистер Джордж. – Вот поглядите, какую брошечку я принес. Вещица, конечно, пустяковая, так просто – на память. А больше в ней ничего хорошего нет, миссис Бегнет.

Мистер Джордж вынимает свой подарок, и младшие члены семейства встречают его восторженными прыжками и хлопаньем в ладоши, а мистер Бегнет благоговейным восхищением.

– Старуха! – говорит мистер Бегнет. – Скажи ему мое мнение о ней.

– Чудо как хороша, Джордж! – восклицает миссис Бегнет. – Такой красивой вещи я в жизни не видывала!

– Прекрасно, – соглашается мистер Бегнет. – Мое мнение!

– Она такая хорошенькая, Джордж, – говорит миссис Бегнет, вытянув руку, в которой держит подарок, и поворачивая брошку во все стороны, – что для меня она слишком уж красива!

– Плохо! – возражает мистер Бегнет. – Не мое мнение!

– Но так ли, этак ли, спасибо вам сто тысяч раз, старый друг, – говорит миссис Бегнет, протянув руку Джорджу, и глаза ее блестят от удовольствия, – и хоть я иной раз и обходилась с вами как сварливая солдатка, Джордж, на самом-то деле мы с вами такие закадычные друзья, каких во всем свете не сыщешь. А теперь, если хотите, Джордж, сами приколите ее на счастье.

Дети теснятся вокруг, желая лучше видеть, как Джордж прикалывает к лифу миссис Бегнет свой подарок, а мистер Бегнет смотрит поверх головы Вулиджа, чтобы тоже увидеть это, – смотрит с таким деревянно-степенным и в то же время ребячески-милым интересом, что миссис Бегнет не может удержаться от легкого смеха и говорит:

– Ах, Дуб, Дуб, вот уж бесценный старикан!

Но кавалеристу не удается приколоть брошь. Рука его дрожит, он волнуется и роняет свой подарок.

– Ну и ну! – говорит он, подхватив его на лету и озираясь по сторонам. – До того расстроился, что не могу справиться с таким пустяком!

Миссис Бегнет, придя к заключению, что для подобного случая нет лучшего лекарства, чем трубка, мигом сама прикалывает брошку и, усадив кавалериста в его привычном уютном уголке, приносит мужчинам трубки.

– Если и трубка вас не подбодрит, Джордж, – говорит она, – посмотрите разок-другой вот сюда – на свой подарочек, а уж оба-то средства вместе обязательно подействуют.

– Да вас и одной хватит, чтобы меня подбодрить, – отзывается Джордж, – я это прекрасно знаю, миссис Бегнет… Ну, теперь расскажу вам, почему да отчего у меня столько огорчений накопилось. Возьмите хоть этого несчастного мальчишку. Невесело было видеть, как он умирает, зная, что ничем ему не поможешь.

– Что вы говорите, Джордж? Вы же помогли ему. Вы его приютили.

– Да, этим я ему помог, но ведь это пустяк. Я хочу сказать, миссис Бегнет, что он умирал, так ничему и не научившись, – только и умел, что отличать правую руку от левой. Ну, а тут уж помогать было поздно.

– Ах, бедняжка! – восклицает миссис Бегнет.

– И вот, – продолжает кавалерист, все еще не зажигая трубки и проводя тяжелой рукой по волосам, – тут невольно приходит на память Гридли. С ним тоже вышло плохо, хоть и по-другому. Так что оба они сливаются в твоих мыслях с бессердечным старым негодяем, что преследовал их обоих. А как подумаешь об этом ржавом карабине, что торчит в своем углу, такой жесткий, бесчувственный, равнодушный ко всему на свете, так прямо дрожь пробирает и кровь горит в жилах, уверяю вас.

– Мой вам совет, – говорит миссис Бегнет, – зажгите-ка вы трубочку, и пусть у вас горит она, а не кровь. Так-то лучше будет – и спокойней, и уютней, да и для здоровья полезней.

– Правильно, – соглашается кавалерист, – так я и сделаю.

Да, так он и делает, правда не утратив своей негодующей серьезности, которая производит сильное впечатление на юных Бегнетов и даже побуждает мистера Бегнета ненадолго отложить церемонию тоста за здоровье миссис Бегнет – тоста, который Бегнет в такие дни всегда провозглашает сам, произнося речь, образцовую по сжатости. Но молодые девицы уже составили напиток, который мистер Бегнет привык называть «смесью», а трубка Джорджа уже рдеет, поэтому мистер Бегнет, наконец, считает своим долгом произнести главный тост праздничного вечера. Он обращается к собравшемуся обществу в следующих выражениях:

– Джордж. Вулидж. Квебек, Мальта. Сегодня день ее рождения. Сделайте хоть целый дневной переход. Другой такой не найдете. Пьем за ее здоровье!

Все с энтузиазмом выпили, и миссис Бегнет произносит благодарственную речь, еще более краткую. Этот перл красноречия сводится к четырем словам: «А я за ваше!», причем «старуха» сопровождает его кивком в сторону каждого из присутствующих поочередно и умеренным глотком «смеси». Но на сей раз она заключает церемонию неожиданным восклицанием: «Кто-то пришел!»

Кто-то действительно пришел, – к великому удивлению маленького общества, – и уже заглянул в дверь. Это человек с острыми глазами, живой, проницательный, и он сразу ловит все устремленные на него взгляды, каждый в отдельности и все вместе, с такой ловкостью, которая обличает в нем незаурядного человека.

– Джордж, – говорит он с легким поклоном, – как вы себя чувствуете?

– Э, да это Баккет! – восклицает мистер Джордж.

– Он самый, – отзывается Баккет, войдя и закрыв за собой дверь. – А я, знаете ли, проходил тут по улице и случайно остановился взглянуть на музыкальные инструменты в витрине, – одному моему приятелю нужна подержанная виолончель с хорошим звуком – гляжу, целая компания веселится, и показалось мне, будто в углу сидите вы; так и есть – не ошибся. Ну, Джордж, как делишки? Идут довольно гладко? А ваши, тетушка? А ваши, хозяин? Бог мой! – восклицает мистер Баккет, раскрыв объятия, – да тут и деточки имеются! Только подсуньте мне малыша, и можете сделать со мной все что угодно. Ну-ка, поцелуйте-ка меня, крошечки вы мои! Незачем и спрашивать, кто ваши родители. В жизни не видывал такого сходства!

Завоевав всеобщее расположение, мистер Баккет садится рядом с мистером Джорджем и усаживает к себе на колени Квебек и Мальту.

– Ах вы мои прелестные милашки, – говорит мистер Банкет, – поцелуйте-ка меня еще разок; а больше мне ничего не нужно. Господь с вами, до чего ж у вас здоровый вид! А по скольку лет вашим девочкам, тетушка? Одной восемь, а другой десять, я так думаю.

– Вы почти угадали, сэр, – говорит миссис Бегнет.

– Я всегда угадываю, – отвечает мистер Баккет, – потому что до смерти люблю ребят. У одного моего приятеля девятнадцать человек детей, тетушка, и все от одной матери, а сама она до сих пор свежая и румяная, как Заря. Не такая красавица, как вы, но вроде вас, могу поклясться! А это как называется, душечка? – продолжает мистер Баккет, ущипнув Мальту за щечку. – Это персик, вот что это такое. Ну что за девочка! А как насчет твоего папы? Как думаешь, милочка, удастся папе подыскать подержанную виолончель с хорошим звуком для приятеля мистера Баккета? Моя фамилия Баккет. Смешная, правда? [174]